Проф. Леонтовичъ признаетъ, что не всѣ народы съ такою постепенностью И съ такою регулярностью проходили черезъ всѣ указанныя выше стадіи развитія своего общественнаго строя. Всего правильнѣе и всего нагляднѣе шло въ этомъ отношеніи развитіе исторической жизни народовъ германскаго и славянскаго корней, — послѣднихъ въ особенности. При этомъ нашъ авторъ констатируетъ, что у этихъ народовъ родовой строй жизни ихъ уходитъ въ глубину доисторическихъ временъ, первые же историческіе вѣка застаю тъ и хъ уже въ задружно - общинныхъ лахъ жизни, съ нѣкоторыми только (у славянскихъ народовъ особенно слабыми) слѣдами переживанія условій быта родоваго.

нача

Такова теорія задружно-общиннаго быта, предложенная Ө. И. Леонтовичемъ. Ученіе проф. Леонтовича не осталось безъ послѣдователей. Оно было принято покойнымъ К. Н. Бестужевымъ-Рюминымъ, категорически заявившимъ, что "основою общественного развитія славянъ послужила семейная община (вервь, задруга)“, но особенное развитіе получила за послѣнее время эта теорія въ юго-западной славянской историко-юридической литературѣ (указанія см. въ цитированномъ выше трудѣ К. Кадлеца). Попытки приложенія задружно-общинной теоріи къ историческимъ судьбамъ русской крестьянской общины даны А. Я. Ефименко (Крестьянское землевладѣніе на крайнемъ сѣверѣ“, Русск. Мысль 1882, NoNo 4-5) и А. М. Евреиновою („О задружномъ началѣ“, Юридич. Вѣстн. 1885 г., т. ХХ). Любопытный и широко-задуманный опытъ приложенія той же теоріи къ исторіи землевладѣнія въ древней Россіи принадлежитъ Г. Ф. Блюменфельду ("О формахъ землевладѣнія въ древней Россій", Од. 1884), пришедшему въ этомъ направленіи къ крайнимъ выводамъ, отмѣченнымъ проф. М.Ф. Владимірскимъ - Будановымъ въ резенціи на трудъ этотъ („Задружная теорія и древне-русское землевладѣніе“, Кіевскія Унив. Изв. 1884 г., No XI) — рецензіи, въ которой почтенный кіевскій профессоръ, высказываетъ и рядъ интересныхъ собственныхъ взглядовъ въ области интересующаго насъ предмета.

ГЛАВА II.

Основы политической, общественной и духовной жизни восточно-русскихъ племенъ передъ эпохою образованія государства.

Положеніе вопроса. — Древнѣйшія свидѣтельства о бытѣ славянъ. — Порядокъ разселенія славянъ въ восточныхъ равнинахъ Европы и возникновеніе у нихъ городовъ. — Городскія волости. -— Города старѣйшіе и пригороды; общины, дворы. - Вѣчевая организація. — Племенные князья. Пространство и характеръ ихъ власти. - Промышленность и классы населенія. — Люди старѣйшіе и молодшіе. Боляре. - Религія. Начало христіанства. — Древняя письменность.

творчество.

Народное

Мы знакомы теперь съ тѣми этнологическими элементами, которые легли въ основу образованія русской народности; знакомы и съ различными воззрѣніями на начала внутренняго быта славянскихъ племенъ, въ древности населявшихъ нѣшнее отечество наше.

ны

Мы видѣли тѣ разнорѣчія, какія встрѣчались и встрѣчаются въ русской исторической литературѣ по отношенію къ послѣднему вопросу. Передъ нами прошелъ рядъ теорій чистаго родоваго быта, прошло ученіе о такомъ же чистомъ общинномъ бытѣ, прошла примиряющая теорія г. Никитскаго и, наконецъ, ученіе г. Леонтовича о задружно-общинномъ строѣ жизни нашихъ предковъ. Не смотря на массу труда, знанія и остроумія, потраченныхъ на выясненіе сложнаго вопроса о началѣ русской самобытности, этотъ вопросъ далеко не можетъ почитаться поставленнымъ на сколько нибудь незыблемое основаніе. Въ области этого вопроса многое до нашихъ дней представляется лишь намѣченнымъ, оставляя на долю науки еще много работы и работы, преимущественно, въ области сравнительно- историческаго изученія, которое, какъ въ

полной мѣрѣ доказалъ это опытъ, является въ данномъ отношеніи единственно надежнымъ.

Несомнѣнно, что, — по отношенію къ вопросу о началахъ внутренняго быта русскихъ славянъ, напримѣръ, — одностороннее примѣненіе какой либо одной теоріи представляется не только ошибочнымъ, но прямо таки невозможнымъ. Что бы убѣдиться въ этомъ, стоитъ только приглядѣться къ той этнографической пестротѣ, которою запечатлѣна формація русской народности и которая сопутствовала развитію этой послѣдней начиная съ древнѣйшихъ временъ и кончая нашими днями. Эта этнографическая пестрота, отмѣчаемая и нашею начальною лѣтописью, съ полною силою давала себя чувствовать въ ІХ-мъ и Х-мъ вѣкахъ, т. е. въ эпоху образованія русскаго государства. Уже въ ту пору начался долгій процессь ассимиляціи русскою народностью различныхъ этнологическихъ элементовъ (финскія племена, варяги, тюрки, позже- монголы), — процессъ, который не прекращается на протяженіи цѣлаго тысячелѣтія развитія русской исторической жизни. Это представляетъ собою условіе, съ которымъ историку невозможно не считаться. Немыслимымъ явилось бы стремленіе подвести все это этнографическое, а слѣдовательно и бытовое, разнообразіе подъ одну мѣрку, подъ одинъ ранжиръ, втиснуть въ однѣ и тѣже рамки, подчинить одной теоріи, какъ остроумно и послѣдовательно не была бы построена эта послѣдняя.

Не представляла въ своей средѣ бытоваго однообразія и та группа собственно уже восточнославянскихъ племенъ, которая являлась разбросанною по обширной равнинѣ древняго отечества нашего, разселившись здѣсь въ самыхъ разнообразныхъ условіяхъ и географическаго, и матеріальнаго, и духовнаго характера, - та именно группа племенъ, которой, сплотившись въ одно политическое цѣлое, суждено было принять на себя первенствующую и руководящую роль въ дѣлѣ образованія русской народности и созданія русской государственности. Объ этомъ бытовомъ разнообразіи свидѣтельствуетъ намъ и наша начальная лѣтопись, заявляющая, что всѣ эти племена ,,имяху обычаи свои, и законъ отецъ своихъ, И преданья - кождо свой правъ". Да оно и не представляется удивительнымъ. Одни бытовыя условія и особенности долженъ былъ выработать въ себѣ славянинъ-новгородецъ, пасельникъ

общины, расположенной на удобномъ водномъ пути къ Балтійскому поморью, на берегахъ и по волнамъ котораго онъ приходилъ въ близкія соприкосновенія и съ торговымъ балтійскимъ славянствомъ, и съ воинственнымъ скандинавскимъ міромъ; насельникъ общины, территорія которой не благопріятствовала мирному земледѣльческому труду, но которая, взамѣнъ того, уже въ раннюю пору жизни своей являлась близко причастною торговлѣ запада съ востокомъ и рано начала развивать въ себѣ тѣ своеобразныя черты гражданственности и свободолюбія, которыя на-долго оставались характерными особенностями новгородскаго политическаго и общественнаго строя. Въ иныхъ условіяхъ внутренняго быта должны были находиться среднеднѣпровскіе насельники, — Поляне и ихъ сосѣди, Древляне и Сѣверяне, — рано развившіе у себя земледѣльческую промышленность (какъ разъ къ ихъ территоріи преурочивается свидѣтельство Геродота о скиѳахъ-пахаряхъ), приходившіе въ постоянныя и близкія, то торговыя, то враждебныя, соприкосновенія съ образованною Византією— съ одной стороны, съ тюркскими ордами кочевниковъ другой стороны, и, вдобавокъ, довольно рано получившіе возможность ознакомиться съ свѣтомъ христіанской религіи. Менѣе благопріятныя условія культуры должны были выпасть на долю племенъ Дреговичей, Вятичей, Радимичей, Полочанъ, Кривичей, характеръ территоріи которыхъ располагалъ эти племена къ звѣринымъ и лѣснымъ промысламъ, съ пчеловодствомъ въ числѣ послѣднихъ, а также къ постепенному процессу колонизаціи среди финскихъ и другихъ аборигеновъ края.

съ

Мы вправѣ, такимъ образомъ, прійти къ заключенію о невозможности искать общихъ условій внутренняго быта не только для всѣхъ племенъ, вошедшихъ въ IX — X вѣкахъ въ составь формирующагося русскаго государства, но хотя бы только для группы восточно-славянскихъ племенъ, положившихъ начало русской народности. Извѣстнаго рода общность условій быта, —не принимая пока въ расчетъ сѣверную Новгородскую область, — можемъ мы предполагать развѣ только среди славянскихъ племенъ средняго Приднѣпровья, которымъ выпало на долю образовать собою ядро русской народности, лечь краеугольнымъ этнографическимъ элементомъ въ составъ начальнаго русскаго государства, выступить связую

щимъ началомъ среди той племенной пестроты, которою отмѣчены первые шаги русской исторической жизни.

Какія же основы быта господствовали у этой центральной, основной, группы восточно-русскаго славянства? О родовомъ бытѣ, въ его чистой, архаической, формѣ - не можетъ, конечно, идти и рѣчи; искусственно построенная теорія этого быта, казавшаяся еще способною отвѣчать пытливымъ запросамъ извѣстной ступени развитія русскаго историческаго знанія - для нашихъ дней должна быть почитаема сданною въ архивъ исторіи науки. Теорія чистаго общиннаго быта, въ свою очередь, грѣшила не всегда умѣреннымъ перенесеніемъ на древнѣйшія поры русской исторической жизни началъ, составлявшихъ достояніе уже болѣе позднихъ и болѣе совершенныхъ формъ общественной жизни. Приходится остановиться на задружно-общинныхъ началахъ быта, какъ находящихъ собѣ серьезную подкладку въ сравнительно - историческомъ изученіи славянскаго міра, вполнѣ послѣдовательно освѣщающихъ основныя явленія политической и общественной жизни нашихъ отдаленныхъ предковъ и логично подготовляющихъ уже недалекія, яркія, проявленія общинной жизни, которыми всецѣло проникнуто дальнѣйшее развитіе исторической жизни нашего народа. На первыхъ порахъ этой жизни легко могутъ быть еще наблюдаемы осколки, переживанія, родовыхъ началъ, уходящихъ въ глубь временъ доисторическихъ; но на этихъ осколкахъ уже зиждятся и все болѣе и болѣе утверждаются начала будущаго земско - общиннаго строя, идущаго паралельно съ развитіемъ идеи государственности и, какъ доказывяеть это вся послѣдующая исторія русскаго народа, какъ нельзя лучше уживающагося съ нею: общинный, земскій, строй, „земское дѣло“ - съ одной стороны; государственный строй, „государственное“ дѣло, съ другой стороны — всегда, за небольшими и преходящими исключеніями, дружно и рука объ руку шли въ дѣлѣ русскаго историческаго развитія.

Сдѣлавъ приведенныя выше оговорки, мы можемъ перейти къ разсмотрѣнію основъ политическаго, общественнаго и правоваго строя восточно-русскихъ племенъ передъ эпохою образованія государства.